Эта история еще не дошла до своего логического финала, отношения двух юных сердец - Ирмы и Лилиаона - только развиваются. Но уже есть о чем поведать миру :)

Мурмявка Ирма Арридес - свободная художница, проживающая в Люминэре.  С детства она обожала играться с яркими красками и мелками, с ног до головы измазывалась гуашью. Позже стала пробовать рисовать и поняла, что живопись - её призвание. Сейчас она постоянно путешествует по всему Гиботу в поисках новых моделей для портретов и неизведанных ландшафтов для пейзажей.

И вот, в одном из таких путешествий, а именно, во время поездки в Радикс, она впервые увидела Лилиаона. Конечно, тогда она еще и не подозревала, кто он, как его зовут, где он проживает, какова история его жизни, характер, увлечения. Она даже не подозревала того, что всё это в скором времени предстоит ей узнать. Ирма просто обратила внимание на чрезвычайно симпатичного и привлекательного мурмява, увлеченно копирующего в блокнот древние узоры, украшающие вход в пещеру Оракула. "Наверное археолог," - подумала она. Но тут её профессиональный взгляд художницы зафиксировал артистическую желтую беретку, лихо заломленную на голове незнакомца, и так подходящую к его блестящей кремовой шерстке, а также не ускользнули от Ирминого внимания пятнышки засохшей масляной краски на носу и правом ухе мурмява. "Да это же родственная душа, художник!" - обрадовалась Ирма и её и без того вспыхнувший интерес к молодому чару увеличился во сто крат. "Интересно, он местный, или как я, приезжий?"

Судьбе было угодно ответить на этот вопрос тем же вечером. В поезде, везшем Ирму в Люминэр, она снова с радостью увидела знакомое лицо - того самого интересного художника! До сих пор остается загадкой, почему Ирма, будучи мурмявкой до крайности открытой, доброжелательной и общительной, не подошла сразу познакомиться с коллегой по цеху. Возможно, вышеупомянутая судьба решила. что так будет лучше. Зато Ирме во время долгой поездки представилась прекраная возможность рассмотреть объект своего интереса во всех деталях. Оглядела с кончиков милых ушей до кончика пушистого хвоста - ну просто душка! Но больше всего художницу привлекли глаза мурмява - зеленые, как первая травка Сезона Бутонов и Ручьев, глубокие, как два озера, и какие-то противоречивые... В них одновременно искрились огоньки веселья и шутливости, была и серьезность профессионального мастера, но на самом дне озер просвечивала какая-то тоска... "Неужели он из вечно хандрящих "непризнанных гениев"?" - размышляла Ирма. - "Да нет, не похож... Эти золотистые проблески жизнерадостности настоящие, искренние... Отчего же тогда такая грусть?.. Возможно он в депрессии? Возможно, в его жизни сложный период?" И ей почему-то стало до слез жалко незнакомого чара, аж сердце сжало, так захотелось обнять его, приободрить, взъерошить своей лапкой его шерстку...

Ирма была не из тех, кто живет фантазиями. Захотелось обнять - значит обнимет! Ну, по крайней мере, попытается.... Первым шагом к желаемому было рассмотреть багаж неизвестного. "Лилиаон, художник" было написано на наклейке, а также указан адрес. Довольно улыбнувшись и от радости подпрыгнув на одной лапке, Ирма отправилась домой.

Солнечным утром следующего дня она уже стояла перед незнакомым домом и разглядывала надписи на почтовом ящике.  К большому неудовольствию Ирмы, надписей было две: "Для Лиля" (ах, значит таков сокращенный вариант его имени! Здорово!) и "Для Джайи" (а вот это не здорово совсем... Кто эта Джайя? Подружка?).

Но долго расстраиваться было не в характере Ирмы. Боевито взмахнув хвостом, она двинулась к распахнутому окну - и, удача! - это оказалось окно мастерской Лиля! Ирма залюбовалась, с какой любовью и тщательностью он кладет мазки, как умело выбирает цвета, как нежно держит кисть, да и вообще - как изумительно смотрится у мольберта, но потом очнулась и взяла быка за рога:

- Привет, Лиль!  - крикнула она прямо в окно. - Ничего, что я сразу так фамильярно? Ну мы, художники народ свободный и раскованный, не правда ли? Ты в каком стиле рисуешь? Я лично большая поклонница импресиионизма и прерафаэлитов. Может сходим выпить по чашечке мелонэ и поболтаем о новеших направлениях в искусстве? Кстати, меня зовут Ирма.

В первые секунды мурмяв казался очень удивленным, но потом его удивительных глазах вспыхнул огонек интереса.

- Привет, Ирма! - бодро ответил он. - Рад познакомиться! О, да, я тоже очень люблю импрессионизм и прерафаэлитов, а ещё барокко, классицизм и неоклассицизм, реализм. Обожаю рисунки карандашом, хотя многие их вроде как и за искусство не считают:  так, мол, подработка ради куска хлеба. Но знаешь, я с этим не согласен. Для кого-то действительно подработка, а для кого-то искусство. Но я, кажется, увлекся... С удовольствием принимаю приглашение и сам приглашаю тебя в кафе на чашечку чая с воздушным пирогом. В любое время, когда у тебя будет свободная минутка.

Свободная минутка тут же нашлась. И вот два мурмява-живописца уже сидят за круглым столиком у завихрения Булочницы и оживленно болтают обо всем на свете. Конечно, в первую очередь об искусстве, столь близком душе каждого из них, но потом разговор плавно перетекает на всякую всячину. С неимоверным облегчением Ирма узнала, что Джайя - не подружка Лиля, а добрая и заботливая иллюзавра, вроде старшей сестры. На радостях Ирма откусила таааакой огромный кусище пирога, что перепачкала всю мордашку. По счастью, у Лиля с собой оказались влажные салфетки, и он аккуратно стер сладкий крем с шерстки Ирмы.

- Понимаешь, я иногда бываю рассеянным - водится за мной такой грешок, - объяснил Лиль наличие салфеток. - А если мои лапы будут в пятнах, то в пятнах будут и мои эскизы. Поэтому у меня в мастерской всегда лежит влажная тряпочка или пачка салфеток. Хотя бывает, что и это не спасает эскиз... Ну и с собой тоже ношу - по настоянию Джайи. Так когда на концерт идём? - продолжил он прерванную чисткой и мытьем беседу.  - А потом может заглянем в комнату смеха как-нибудь? Мне кажется, такой девушке, как ты, это должно понравиться!

И закрутилось-завертелось! И комната смеха, и кино, и катание на карусели - всё так весело, полнокровно, задорно - ну прямо как в детстве! Ирма чувствовала себя самой счастливой и довольной мурмявкой в мире. И неважно, станут ли они просто хорошими друзьями или между ними вырастет нечто большее, главное, что они так славно проводят время вместе, что они рядом, что им есть о чем поговорить! Хотя, конечно, очень неплохо бы, чтобы случилось это, "нечто большее", мрррр... Но торопиться некуда, надо наслаждаться моментом, ловить радость жизни.

Единственное, что беспокоило Ирму - та мелькавшая изредка грусть в глазах Лиля. Справедливости ради надо заметить, что этой грусти стало меньше, но Ирма отдала бы всё на свете, вплоть до своих любимых картин, чтобы изгнать её совсем из обожаемых глаз!

Однажды Ирме приоткрылась часть тайны, печалившей Лиля. Ну не тайны, а скажем так, вещи, о которой посторонним не говорят при первой встречи. Вышло это случайно. Подруга Ирмы, мурмявка-фотограф Ремедиос пригласила парочку на свою выставку. Тематика выставки была довольно необычной: кладбище. Реми была необычайно талантлива и эту тему раскрывала с тактом, каждая её работа невольно заставляла зрителя задуматься о красоте и вечности, о скоротечности жизни, о ее смысле... Но Лиль пробыл на выставке на удивление мало. Позже он объяснил:

- Ты не подумай, что меня коробит от вида кладбищ. Меня не коробит, нет, ведь кладбища и их оформления это... как бы сказать... материальное воплощение памяти живых об ушедших. Во как я, оказывается, завернуть могу, аж самому удивительно. Как бы так занудой не стать :)  Раньше я таким не был... Если меня заносить начнёт, ты меня одергивай иногда, хорошо? :) В общем я хотел сказать, что память - она, в общем-то вещь хорошая, правильная и коробить от её воплощений не должно. Пожалуй, коробит немножко оттого, что кое-кто из посетителей видел в этих фотографиях и в самих надгробиях тоже одну лишь голую эстетику, забывая о том, что они прежде всего придуманы для утешения тех, кто потерял родных. Это ведь самое главное и это главное от многих ускользает. Вот от этого не по себе становится. А мне ещё вчера вспомнилось, что наши с Мурли родители (верней, наша мама и мой отец) тоже давно уже на кладбище. Нет-нет, ты не думай, для нас это не было трагедией, мы их не знали совсем, маленькие были, когда они погибли, а растили нас очень хорошие и добрые чары, нам с этим повезло. Но всё же мне стало как-то грустно вчера и я решил уйти дабы не смущать народ своей унылой физиономией.

Ирма после этой исповеди раздирал миллион чувств. Она одновременно гордилась и восхищалась, какой Лиль умный и как правильно умеет выразить свои мысли, даже где-то философ! Какой же он зануда, скажет тоже, глупенький! Также она была тронута до глубины своей мурмявской души, что Лиль так открылся перед ней - ведь это такой жест доверия, что тепло разливается по всему телу! Но еще ей было невыразимо жаль Лиля и его сестричку Мурли - очаровательную, кстати, девушку. Перед её глазами вставали картины её счастливого, безоблачного детства: вот она показывает маме свой первый рисунок, а та с гордостью прикрепляет его к холодильнику и угощает довольную Ирму вкуснейшими ватрушками собственного изготовления. Вот отец качает ее на самодельных качелях... А у Лиля ничего этого не было... Слезы сами собой навернулись эмоциональной мурмявку на глаза, ей жутко захотелось подарить всё это детское счастье Лилю...

- Ой, Лиль! Я не знала про твоих родителей! - запричитала она. - Я так тебе сочувствую! Хоть это и было давно и ты не помнишь, но, конечно же, это откладывает отпечаток на жизнь... Ох-хо-хо... Бедный ты мой! - и тут она решилась ласково погладить Лиля по плечу. - Если тебе нужно верное плечо, нужно кому-то выговориться - я всегда рядом! Честно-честно!

Ирма ни капли не лукавила. Хоть она и была шебутной и немного взбаломошной особой, но доброты, верности и умения сочувствовать у нее было не отнять. Она действительно всегда будет рядом, когда бы не понадобилась Лилю!

- Ну что ты, чудо моё шоколадное!.. - успокаивающим тоном ответил мурмяв. - Я же сказал, для нас это трагедией не было... Для наших родителей наверное было, всё-таки рано умерли, а для нас - нет. Ну сам я, может быть, даже и могилу их искать не стал, это Мурли нашла и мне показала где... Ты знаешь, у меня было замечательное детство, хоть оно и прошло в приюте! Все почему-то считают, что если чар попадает в приют, то он там непременно страдает от одиночества, что его там унижают и чуть ли не голодом морят. А мы в нашем приюте были, пожалуй, даже счастливее, чем многие бывают в семьях. У нас были прекрасные воспитатели, позже - учителя, и ребята тоже дружные. Я, кстати, до сих пор со многими из наших общаюсь, мы переписываемся (правда, каюсь, я порой ленюсь на письма отвечать), встречаемся иногда. Жаль только, что они все в основном в Радиксе остались, а я в Люминэр перебрался - ну да это жизнь, что тут поделаешь... Хватит об этом. У меня тут кое-что для тебя есть, - с такими словами достал она из-за спины одну лапку и протянул Ирме сахарную корзиночку - как только умудрился прятать её в течение всего разговора?! - И ещё вот... - чуть смутившись, добавил Лиль, достал из-за спины вторую лапу и протянул изумительную красную розу - Это тоже тебе!

Маленькое сердечко Ирмы билось как пташка с самых первых слов Лиля! Ведь он назвал её "чудом шоколадным" (а её шерстка и правда была вся шоколадная от загара, ведь Ирма просто обожала поваляться на пляже, и загар держался круглый год)! И не просто каким-то там чудом, а "ЕГО чудом"! А потом еще любимая сладость... И восхитительная роза - Ирма обязательно её нарисует, в лучшей хрустальной вазе! Вихри счастья укутали счастливую мурмявку, как мягкое одеяло. "Моё шоколадное чудо! Он так сказал! Моё шоколадное чудо!" - вертелось в ее очаровательной головке. - "Какой же он добрый, заботливый и милый... Никогда, НИКОГДА я его не обижу! Он самый лучший мурмяв в мире!"

Похоже, она окончательно и бесповоротно влюбилась...

А Лиль взял её за лапку и повел в любимый ими обоими парк, кататься на американских горках, и по дороге строил планы на лето: как они поедут в лес, будут там носиться, залезать на деревья, исследовать пустые дупла...